БАННЫЙ ПАР

Повторю не однажды сказанное: я никогда не хожу в баню. Никогда.

Ещё раз повторяю: никогда не хожу в баню мыться. Потому что смыть с себя грязь можно в городской ванной. Или, если нет ванны, над тазиком. В детстве меня так мыли - поливая тёпленьким из ковшика.

Летом в принципе хватит реки или озера. Даже очень холодной реки: в горах мы намыливались, потом выходили на струю, падали вдоль неё, крепко ухватившись руками за донный камень, и так очищали тело.

В конце концов, можно протереть себя ваткой смоченной в одеколоне. Или в керосине.

В баню, повторяю для глухих и глупых, в принципе нельзя ходить, чтобы мыться. В баню надо ходить, чтоб общаться. Грешно путать высокое и низменную прозу жизни, грязное тело с горним полётом духа. Не совместить с вехоткой возможность вольной беседы с близким по разуму. Это всё равно, что открывать двери в церковь не для общения с Богом, а чтоб клеить девок во время службы.

Замечу, что модная ныне сауна никакая не баня. Сауна это просто сильно нагретая комната. Способ нагрева - электрический тэн. Сидишь и потеешь. Не скажу, что неполезно. Полезно. Для тела. Но не для духа.

Лучшая баня - туристская, на вольной воле. Сначала складывается каменка. Потом из ближнего залома натаскиваются брёвна и над каменкой воздвигается большой "пионерский" костёр.

Пока каменка нагревается, из жердей и полиэтилена строится нечто вроде теплицы. Потом, когда дрова прогорят, а пепел прогонится берёзовыми мётлами, "теплица" станет поверху каменки, чтоб жар не выходил долго-долго. Рядом должен быть омуток - нырять и охлаждаться. А вокруг…

Ладно, не будем об идеальном. Будем о доступном.

Вообще-то хорошая баня должна топиться исключительно дровами. Но такие - чтоб быстро и хорошо поспевала - уже почти разучились строить. Нынче в почёте эффективность: всунул ведро угля и через пару часов всё готово.

С другой стороны, жар от угля долго держится. А ещё эффективность заставила разделить мойку с парилкой. Хорошего пара в совмещённом варианте не добиться. Такую баню я который уже год строю у себя в деревне: парилка отделена от мойки кирпичной стенкой, а в стенку вмурована банная печь. Со стороны мойки топишь, тут и краник для горячей воды, но главный жар - в парной.

Однако париться одному? Дома? Пусть даже и в деревне? Нет! Я ж говорю - баня средство общения. Коммуникации, говоря умно. И я еду к приятелю. Тем более, что он звонил на неделе: мол, давно не виделись, давно, мол, не говорили, давно, пардон, не выпивали, а не сотворить ли, старичок, баню? Конечно, сотворить. И мы договариваемся, когда и как.

Готовиться к бане я начинаю минимум за сутки. Начинаю с главного - вытаскиваю из-под кухонного стола канистру-шестилитровку, сваренную из вечной, внукам останется, нержавейки. Я тщательно мою её внутренности ёжиком, обмокнутым в пемоксоль. Не в "фэри" или "санрайс" с их парфюмерными запахами. Нет, уж, просто в грубую, но эффективную пемоксоль отечественного производства.

Потом полощу канистру - сначала горячей водой, дальше холодной. И ещё раз горячей и холодной.

И обнюхиваю ей нутро - не дай бог, какой-нибудь посторонний "аромат". Ведь в эту канистру будет залито то, что является важной составляющей процесса - пиво.

Но это будет не просто пиво. С раннего утра я обойду несколько "точек", где продаётся "живое", не пастеризованное пиво, привезённое с завода в бочках - по-нынешнему "кегах". Я буду пробовать. Продегустировав продукцию трёх-четырёх заводов, я не поленюсь вернуться туда, где пиво лучше. Наперёд уверен, что это будет "нефильтрованное" пиво. Со всеми прибамбасами, свойственными живой жидкости - даже с некоторой как бы мутнинкой…

Я неплохо разбираюсь в пиве, ибо пью его много лет. Я помню большие бочки старых пивнушек - на них можно было разложить закусь, на них можно было сидеть за нехваткой столов и стульев. Я помню, что опытным вскрывателям бочек (надо было на пробку поставить обогнутую резьбой нижнюю горловину насоса, потом приподнять и крепко стукнуть по пробке, вбив её вовнутрь бочки, потом же резко ввинтить кран-насос) полагалось пиво без очереди, причём одну кружку бесплатно.

И после такого вскрытия бочки кто-нибудь шутил насчёт утраченной девственности, а кто-нибудь вздыхал: "Из свежей бочки - золотое пивко". И это было действительно золотое пивко, желанное, как утреннее солнце, и название ему было одно на все советские ностальгические времена - "жигулёвское", пей ты его хоть в Москве, хоть на Камчатке…

С начала реформ, когда, как грибы, наросли по обочинам пивные киоски, куда по утрам подъезжали желтобрюхие цистерны, а вечерами наведывались рэкетиры на иномарках с правым рулём, я чуть было не разочаровался в пиве. Презрительный недолив, опасное для здоровья разбавление водою из ведра, гнусный привкус спитого чая, подлая непенистость, даже после удобрения кружки полновесной щепотью соли, либо подозрительное обилие пены, пахнущей стиральным порошком - всё это отвращало.

Теперь пиво многоконкурентный продукт. Им хоть залейся. И говорят, на лучших заводах налажен электронный контроль за качеством. А розлив прямо в "кеги" исключает возможность фальсификации. Это очень важно - только настоящее, без дураков, пиво даст должный толчок банному процессу: во-первых, благодушие от немногих алкогольных градусов, а во-вторых, пот, которого для хорошей бани потребуется немало.

Итак, я проверяю снаряжение и тепло одеваюсь - путь предстоит неблизкий.

Ещё раз скажу: я бы мог смотаться в деревню и тихо-мирно попариться в собственной - недостроенной, но вполне уже годной для дела - бане. Но это, опять говорю, в одиночку, что плохо. Можно съездить в ближнюю - "казённую", где роскошный "оздоровительный комплекс" и "нумера", только туда тоже в одиночку да и вообще этот "комплекс" для "крутых" да с девочками я не люблю - настоящая баня уважает целомудрие.

Ещё можно было бы смотаться на окраину - там пока жива старая-престарая банька: парная, к которой надо подниматься по лесенке; предбанные шкафчики, замыкаемые изогнутой проволочкой; деревянные скамейки, на которых кемарят после парной профессионалы веника; тут и всегдашние старички-подземники, привычно матерящие власть, чеченцев и евреев, дорогостоящее обилие в магазинах и сегодняшний пар - совсем не то, что на прошлой неделе, кочегары, сволочи, нажрались с утра, не могут распохмелиться после Октябрьских…

Можно было б понежиться в предбаннике, послушать стариковские "политические" разговоры, потягивая то же "нефильтрованное" из канистры… Но я ж договорился со старым другом, я его знаю, страшно сказать, уже лет сорок. И я поеду далеко-далёко. Минут двадцать на "маршрутке" до вокзала. Потом минут сорок до соседнего городка. А после позвоню из "ментовки", она аккурат у автостанции, и приятель пришлёт на машине сына или сам пожалует своей многопудовой персоной.

И мы покатим на городу детства, по его узким улочкам, через его железнодорожные переезды (стальная магистраль нанизала кварталы нашего городка, как шампур нанизывает на себя нежные шашлычные куски) на самую-самую дальнюю окраину, откуда рукой подать до тёмного леса и снежного поля и где белой цинковой крышей по-хозяйски одеты приятельские "полкоттеджа", просторный двор с гаражом и баня впритык к нему.

Банный сруб мой друг ладил самолично. Тогда он ещё не выбрался в состоятельные люди и не набрал столько тела. Он был худой и шустрый в движениях. И ничего не умел по части топора, долота и распиловки древесины. Спасибо добрым людям - показали, что к чему, а о многом сам догадывался ходом стройки и творил, ежедневно что-то для себя открывая.

Друг приходил вечером с работы и, перекусив, брался за инструмент. Стучал, долбил, пилил и шваркал до звёзд. Промёрзнув, бежал в дом. Замахнув с холоду полстакашка, валился к жене под тёплый бок и дрых с простою мечтою о завтрашнем вечере. Так и жил несколько месяцев - от топора до топора.

Баня получилась, может, не самая роскошная, без всяких там завитушек-финтифлюшек, но просторная, из жёлтой сосны, в предбаннике широченные лежанки, под высоким потолком веники и пучки всевозможных лечебных трав. И что-то в этой бане настоящее и хорошее - делал её мой друг, повторяю, с любовью и тщанием.

Баня раскочегаривается долго - потому что на угле. Но зато потом жар в ней держится, засекали, полных сорок восемь часов. Можно тут и спать.

Пока баня не поспела, мы отдаём должное пивку. Не пренебрегаем ни деликатесной малосольной кетой, ни вдрызг засушенными, самолично изловленными хозяином чебаками. Может быть, чебаки даже вкуснее. Потому что роднее.

Раздеваемся прямо в дому. Только трусы оставляем для приличия. А на головы вздеваем вязаные шапочки, руки прячем в верхонки. Пошли. Хозяйский сын Вадька уже запарил в тазах веники. Запах стоит…

Замечу, что не любим мы с приятелем посторонних, не берёзовых запахов в бане и никогда не пользуемся, ежели пару поддаём, ни квасом, ни пивом, которые делают из парной пекарный цех - это всё пижонство. Не в ходу в нашей компании и настои так называемых целебных трав - это, как и всяческие медовые втирания, чисто бабское по-нашему дело. Пар да веник - вот оно, то самое!

Нагоняем температуру. Кожа сначала идёт пупырышками, потом отмокает. Залезаем на полок и ложимся "валетом". Я ноги кверху - люблю, чтоб по битым-ломаным, истомлённым зимою голеностопам жар проехал. Тесновато, хотя полок большой, целые нары - кореш у меня мужик видный, все официальные одёжные размеры превозмог, да и я последние годы изрядно набавил в весе, ненамного отстаю - ничего не поделаешь, стареем, медики говорят, дескать, нарушается обмен веществ…

Паримся вместе и по отдельности. И друг друга парим - по веничку в руке. Издеваясь и подначивая - а ну, кто слабак. Сердце колотится, чуть из груди не выскакивает. Хорош. Как бы не перегреться…

Теперь пробежкою через двор в огород и в снежок. "Иди подальше, за вишню, там чисто, а тут у меня собака свои дела делает", - даёт маршрут хозяин. Валюсь в сугроб, как мешок с песком и валяюсь по-собачьи. И быстро-быстро снова в парную, под веник…

Но вот устали. В предбанник. Широкие - я уже говорил - лавки. В углах иней. У собаки, что светит из дворового полусумрака удивлённым зелёным глазом, вокруг широкой морды тоже иней - нынче морозно. Но после парной жарко и на морозе.

Отдыхаем и отдуваемся. Я даже чуток задрёмываю. "Эй, службу не знаешь?" - приятель вытаскивает из-под лавки горсть чебаков, а потом, запустив руку в неведомую глубь, с кряхтеньем выуживает бутылку "Смирновской". Я иду за ковшиком, из которого только что плескали на каменку. Другой посуды нельзя - конспирация.

Наливаем понемногу, лишь бы дно закрыть. Водка холодным огнём падает в желудок и он начинает тихонько пылать. Спиртовые пары немедленно возгоняются в распаренный мозг, язык на несколько мгновений немеет, но тут же начинает развязно болтаться, как флажок на ветру. Мы общаемся, пока не задубеваем на своих лавках. А потом снова в парную. И так несколько раз…

После неспешного (полотенце на шее, пот со лба) ужина меня изо всех сил оставляют ночевать. Хозяйка обижается, гремит кастрюлями на кухне, кричит и ругается. Но я непреклонен - надо. Хорошее тем и хорошо, что долго ему продолжаться нельзя. Поверьте, а если хотите - проверьте, но - это истина.

Обратный путь дольше. Вадик добрасывает до автостанции. У кемеровской стойки пыхтит выхлопными газами старый, пошарпанный, как побитый молью, "Икарус". Беру билет, сажусь в пустой, потому что поздний, автобус. Еду "застёгнутый в тепло": шубный воротник поднят, у шапки опущены уши, рот спрятан в шарф, руки в рукавах.

Добираюсь до дома "маршруткой" уже в полной темноте. Не трогая кнопку звонка, своим ключом отпираю дверь. Все мои уже спят. Ложусь и я. И прежде чем камнем провалиться в сон, думаю: "Нормальная была банька сегодня".

1996 г.