О
книге своего товарища (1-1987, «Огни Кузбасса»)
Геннадий Чупин
«КАК ШПАГИ ГЛОТАЕТ ЦИРКАЧ…»*
При чтении этих стихов у меня не раз возникало ощущение, что их герой, жонглируя разнообразными предметами, идет на высоте по
тонкому канату. Вот-вот он сделает неверный
шаг, оступится, и тогда...
Но вздох облегчения вырывается из груди.
Герою удалось сохранить равновесие, и он с честью
проходит оставшийся отрезок пути.
...Жанр, в котором работает Владимир Ширяев — лирическая сатира, ироническая лирика, — и в самом деле очень рискованный. Ударится поэт в чистую лирику — читатель, ожидающий от него «что-нибудь веселенькое», тут же заскучает. А желание рассмешить, во что бы то ни стало, может обернуться шутками назойливыми,
плоскими.
Владимир Ширяев, как правило, умеет органически
соединить в одном стихотворении серьезную мысль, иронию, веселую шутку и
парадокс:
Развернула поутру
яблоня
свой веер.
Никогда
я не умру!
— В этом я уверен.
Вся в
сиреневом дыму,
выстрелила почка.
Не
умрете? Почему?
Не
умру — и
точка!
Веселая бесшабашность этих стихов не может не прийтись по сердцу
читателю, особенно молодому.
Но бесшабашность — это лишь одно из
многих выражений, которые может принимать лицо лирического героя. (Подчеркиваю
— лирического,
ибо, изредка встречая стихи В. Ширяева
в журналах «Чаян» и «Крокодил», я
воспринимал его раньше как «чистого» сатирика). Настоящим
открытием Ширяева-лирика были для меня, например, такие стихи:
Опять сегодня просигналили
лесам
испуганные птицы
осенние
ассигнования
в
родную вкладывать землицу.
С
тетрадкой толстой на коленях я,
вношу в нее стихи
печальные.
И
если это — накопления,
то,
видимо, — первоначальные.
Великолепное стихотворение, не побоюсь этого слова! Оно, очень серьезное
по своей сути, говорит о том, как
нелегко и непросто копится жизненный опыт
человека, опыт поэта. И все-таки даже
здесь не обошлось без мягкой,
чуть-чуть грустной, но все равно — иронической
улыбки.
При этом стихотворение узнаваемо, написано нашим современником, что в
стихах о природе сделать
особенно нелегко. (Зачастую лишь след от самолета в небе кое-кого выручает.)
К слову, хотел бы отметить, что у Владимира Ширяева нет
коленопреклоненного созерцания этой самой природы. Она для него — дом, его неуютное, но родное общежитие. Или — живое существо:
... листочек
клена
смахнул
с прозрачного лица.
Зажмурился
и удивленно
глядит на красные леса.
(«Осенний родник»)
От улыбки и смеха, как черт от ладана, бежит штамп, банальность, всяческая рутина. Сколько стихов об охране «окружающей среды» написано в последние годы! Как-то незаметно эта тема, важная и благородная сама по
себе, превратилась для некоторых стихотворцев в золотую жилу. Читая подобные
стихи, чувствуешь их тривиальность, но
как-то не решаешься признаться в
этом самому себе. А прочитайте
стихотворение В. Ширяева «Актуальная
тема» — и не останется никаких иллюзий на этот счет:
Перечитываю
стих — какая
муть!
Но
рука не поднимается порвать:
эта
тема актуальна. Потому
мне редактор, словно
брату, будет рад.
А вот полная едкой иронии сценка «На базаре». Наряду с черносливом, урюком, продаются здесь и книги. «Как бы счастлив был Некрасов
видеть зрелище такое!» — восклицает поэт,
обыгрывая известные слова классика.
В эксцентрической поэзии Владимира Ширяева прослеживается стремление «поставить с
ног на голову» обычное, примелькавшееся, вывернуть
его наизнанку. Нередко автор прибегает к фантастике. «Баллада о теории относительности» повествует о том, как люди, впервые побывавшие на далекой планете Бета, обнаруживают там горы окурков и другого мусора. «Здесь наши потомки уже побывали...»—
печально вздыхает капитан космического
корабля.
А вот лирический герой, бредущий по заснеженному лесу, сталкивается с
волками. Вожак стаи
«рванул когтями умело» его «пальтишко немодное», приблизил свою пасть «с
зубами, как у пилорамы». Ситуация, казалось бы, безнадежная.
Но герой, сохраняя невозмутимость, с мягкой укоризной говорит волку: «Не
пора ли понять, что так — негуманно?»
Пощекотал
за ухом,
в пасть карамельку сунул.
Вначале
глядел он сухо,
вдруг
вижу — слезинка
будто бы...
«Усталый и довольный», бредет герой по лесу, а «где-то вдали от рыданий
изнемогают волки».
Ирония такого рода неоднозначна. Есть тут насмешка над абстрактным морализированием, и в
то же время стихотворение проникнуто каким-то неиссякаемым оптимизмом. И, в конце концов, оно попросту смешно.
Лирический герой книги — не только человек острой, парадоксальной мысли. Во многих стихах герой показан в движении, действии. Студент Томского университета, он лихо трудится на строительстве коровника («Конец третьего семестра»); вот он, уже журналист, мчится
по кузбасскому городку на велосипеде, чтобы дать поскорей в газету информацию о
шахтерском рекорде. («Сыплет за пудом пуд...»).
Он не удовлетворяется «данностью» мира, а
жаждет переоборудовать его. Отсюда —
множество предложений в его стихах:
Чтоб
навсегда искоренить
корысть и зависть лютую, —
нам
деньги надо заменить
апрельскою
валютою!
(«Весеннее предложение»)
Поэт замахивается даже на один из фундаментальнейших законов мироздания — на второе
начало термодинамики. Он хочет победить Энтропию
— рассеяние энергии в мировом пространстве.
(«К вопросу о втором начале термодинамики»).
Предложения, конечно, шутливые, но невольно думаешь: как было бы здорово,
осуществись они!
Владимир Ширяев умеет не только с улыбкой говорить о серьезном, он обладает способностью и находить серьезное в смешном. Нарисовав
смешную фигуру тренера акробатического кружка — лысый, курносый, в больших очках,
— он делает неожиданный вывод: «На Гамлета он
походил» Чем же? А тем, что «учил беде смотреть в лицо, учил, чтоб мы не
убегали от негодяев, подлецов». Что ж, все верно. Сходство с Гамлетом есть. Причем, сходство не внешнее, а глубоко внутреннее.
Стихотворение «В зоопарке», где набросаны веселые портреты различных зверей, заканчивается
так:
У обезьянки — на
щеке слеза:
к мороженому тянется
рукою,
за баки себя дергает
другою, —
как
будто маску хочет снять с лица.
Из юмористической сценка превращается в драматическую. Прямо-таки обнаженным сердцем ощущает поэт барьер меж нами и «нашими
меньшими братьями».
Он умеет расслышать, как «рыдают избитая шутка и бродячий анекдот», ему хочется утешить, согреть их и пустить в дом — свой стих. Довольно часто он делает это, и тогда с удивлением обнаруживаешь, что «избитая шутка»
засверкала вдруг новыми,
скрытыми досель гранями.
Иногда он работает буквально «на отходах
производства» — темах, словах, мимо которых мы чаще всего проходим. Но, оказывается, следует только повнимательней
вглядеться в них, приложить к ним руку —
и могут получиться весьма хорошие вещи. В этом убеждаешься, читая
стихотворение «Августовские объявления» — одно из ключевых в книге. Его лирический герой шагает по родному городу и
читает — как нам кажется, все подряд — что написано
на афишах, вывесках, объявлениях. Творческое участие автора здесь вроде
бы минимально. Кажется, он ограничивается буквальным пересказом объявлений. Но происходит что-то вроде чуда: эти непритязательные надписи на клочках
бумаги начинают наполняться новым смыслом.
Облеплена
дверь:
«Желаем
размена
квартиры
— на две
любого размера!»
Если вдуматься, это же крик чьей-то души!
Видимо, драма разбитой семьи стоит за этими нехитрыми
словами. Автор не говорит об этом прямо,
он не разжевывает нам внутреннего смысла объявлений. Совершая
определенную духовную работу, мы доходим до
него сами — и мы благодарны автору за
это.
Да, не только весельем дышат стихи Владимира Ширяева. Есть ведь в них и
угрюмая вьюга в
пустынном парке, и унылые осенние дожди («Вьюга в пустынном парке...», «Ну вот, не пишется с утра...»). Подобные стихи начинаются
без какого-либо оттенка иронии, напротив — они сугубо серьезны и даже мрачноваты. А затем вдруг — нате вам: «Бабки, работать без брака, есть и на вас ОТК!», «Но, очевидно, стоит жить, — раз дождь прошел, раз мимо теленок весело бежит расцветкой в карту мира!».
Это, наверное, с каждым бывает так: захлестнет
тебя грусть-тоска, аж себя жалко, ну и жалишься другу. Вот уже и он голову на кулак положил. А ты его вдруг
хлоп по плечу: «Чего раскис? Мы еще
повоюем, черт возьми!»
Такие же резкие перепады настроения характерны и для любовной лирики В.
Ширяева, которая занимает не такое уж малое место в книге. «Баллада о субординации» — так необычно, используя канцеляризм, озаглавил автор
одно из стихотворений — очень смешное и
очень грустное. К сожалению, и. о. — исполняющие обязанности — бывают и в любви. И когда прибывает Сам, то им, этим и. о., возомнившим, что их действительно любят, приходится
уступать место. В цикле «Холода» на читателя
обрушивается целая лавина метафор: тут
и метель, напоминающая «модель любви», и
«листоход», и синицы, сидящие на листке бумаги, как заглавные буквы, и черемуховые лепестки, похожие на черепки разбитой любви. Сталкивая лбами высокое и низкое, грустное и смешное, автор часто добивается того, что между этими полюсами проскакивает искра настоящей поэзии.
Не любит он переходов, переливов, полутонов. Яркие, пестрые краски, неожиданные, порой каламбурные рифмы («она мне — анамнез», «ногами — гаммы»" и т. п.), быстрые,
часто меняющиеся ритмы создают
впечатление праздничности, звонкости:
Бывали
лучше времена,
но не
было звончей!..
Звонкость
— довольно редкое качество в нашей поэзии, которая порой грешит противоположным — вялостью и серостью.
Есть, повторяю, в поэзии Владимира Ширяева что-то от цирковой игры. И в
этом сравнении нет
ничего унизительного для стихов. Ведь цирковая игра — это тебе не домино, она связана с определенным риском,
требует умения и
отваги. Вспомним, что некогда жонглерами называли
странствующих поэтов.
Впрочем, и сам автор не скрывает, что ему близки приемы цирка:
Не
надо кричать, очевидно,
и
гневно глазами сверкать.
Теперь
я глотаю обиды,
как
шпаги глотает циркач.
Далее происходит необычное: боли и обиды возвращаются к миру «цветным серпантином стихов».
Вроде бы фокус, а если вдуматься, в этом и
состоит миссия поэта.
Сборник «Августовские объявления» — это стихотворный дневник, который
велся автором на
протяжении полутора десятков лет. Быстро, одна
за другой мелькают пестрые картины, и вдруг
обнаруживаешь, что лирический герой не
так уж и юн, что он проделал немалый жизненный
путь, хотя в чем-то и остался верен себе. «Никогда я не умру!» — лихо
восклицал он в стихотворении, открывающем книжку. В стихах, заключающих ее, тоже говорится о бессмертья:
Казалось,
что можно поладить
со
смертью, вовек не стареть.
И надо
по лицам погладить,
чтоб
грим надоевший стереть.
Разница большая. «Лирическая дерзость» уступает место углубленным, сосредоточенным раздумьям о смысле жизни.
Об этом же говорит и название книги. «Августовские объявления» — это и
реальные объявления, красочные листы
бумаги, которыми облеплен большой город, это — и начинающие желтеть листья августа, извещающие о том, что веселый летний сезон заканчивается, скоро
осень.
Август — свежая, ясная пора, пора зрелости. Автор книги вступает в эту пору.
*-
Ширяев.
Августовские объявления. Кемерово, 1985.