О книге своего товарища (1-1987, «Огни Кузбасса»)

 

Геннадий Чупин

«КАК ШПАГИ ГЛОТАЕТ ЦИРКАЧ…»*

 

   При чтении этих стихов у меня не раз воз­никало ощущение, что их герой, жонглируя разнообразными предметами, идет на высоте по тонкому канату. Вот-вот он сделает невер­ный шаг, оступится, и тогда...

   Но вздох облегчения вырывается из груди. Герою удалось сохранить равновесие, и он с честью проходит оставшийся отрезок пути.

   ...Жанр, в котором работает Владимир Ши­ряев — лирическая сатира, ироническая лири­ка, — и в самом деле очень рискованный. Уда­рится поэт в чистую лирику — читатель, ожи­дающий от него «что-нибудь веселенькое», тут же заскучает. А желание рассмешить, во что бы то ни стало, может обернуться шутками на­зойливыми, плоскими.

   Владимир Ширяев, как правило, умеет орга­нически соединить в одном стихотворении серьезную мысль, иронию, веселую шутку и парадокс:

 

Развернула поутру

яблоня свой веер.

Никогда я не умру!

 — В этом я уверен.

Вся в сиреневом дыму,

выстрелила почка.

Не умрете? Почему?

Не умру — и точка!

 

   Веселая бесшабашность этих стихов не мо­жет не прийтись по сердцу читателю, особенно молодому. Но бесшабашность — это лишь одно из многих выражений, которые может прини­мать лицо лирического героя. (Подчеркиваю —  лирического, ибо, изредка встречая стихи В. Ширяева в журналах «Чаян» и «Кроко­дил», я воспринимал его раньше как «чистого» сатирика).   Настоящим   открытием    Ширяева-лирика были для меня, например, такие стихи:

 

Опять сегодня просигналили

лесам испуганные птицы

осенние ассигнования

в родную вкладывать землицу.

С тетрадкой толстой на коленях я,

вношу в нее стихи печальные.

И если это — накопления,

то, видимо, — первоначальные.

 

   Великолепное стихотворение, не побоюсь этого слова! Оно, очень серьезное по своей су­ти, говорит о том, как нелегко и непросто ко­пится жизненный опыт человека, опыт поэта. И все-таки даже здесь не обошлось без мяг­кой, чуть-чуть грустной, но все равно — иро­нической улыбки.

   При этом стихотворение узнаваемо, написано нашим современником, что в стихах о природе сделать особенно нелегко. (Зачастую лишь след от самолета в небе кое-кого выручает.)

   К слову, хотел бы отметить, что у Владими­ра Ширяева нет коленопреклоненного созерца­ния этой самой природы. Она для него — дом, его неуютное, но родное общежитие. Или — живое существо:

 

... листочек клена

смахнул с прозрачного лица.

Зажмурился и удивленно

глядит на красные леса.

(«Осенний    родник»)

 

   От улыбки и смеха, как черт от ладана, бе­жит штамп, банальность, всяческая рутина. Сколько стихов об охране «окружающей сре­ды» написано в последние годы! Как-то неза­метно эта тема, важная и благородная сама по себе, превратилась для некоторых стихо­творцев в золотую жилу. Читая подобные сти­хи, чувствуешь их тривиальность, но как-то не решаешься признаться в этом самому себе. А прочитайте стихотворение В. Ширяева «Ак­туальная тема» — и не останется никаких ил­люзий на этот счет:

 

Перечитываю стих — какая муть!

Но рука не поднимается порвать:

эта тема актуальна. Потому

мне редактор, словно брату, будет рад.

 

   А вот полная едкой иронии сценка «На ба­заре». Наряду с черносливом, урюком, прода­ются здесь и книги. «Как бы счастлив был Некрасов видеть зрелище такое!» — восклицает поэт, обыгрывая известные слова классика.

   В эксцентрической поэзии Владимира Ши­ряева прослеживается стремление «поставить с ног на голову» обычное, примелькавшееся, вывернуть его наизнанку. Нередко автор при­бегает к фантастике. «Баллада о теории отно­сительности» повествует о том, как люди, впервые побывавшие на далекой планете Бета, обнаруживают там горы окурков и другого мусора. «Здесь наши потомки уже побыва­ли...»— печально вздыхает капитан космического корабля.

   А вот лирический герой, бредущий по за­снеженному лесу, сталкивается с волками. Во­жак стаи «рванул когтями умело» его «паль­тишко немодное», приблизил свою пасть «с зубами, как у пилорамы». Ситуация, казалось бы, безнадежная.

   Но герой, сохраняя невозмутимость, с мяг­кой укоризной говорит волку: «Не пора ли по­нять, что так — негуманно?»     

 

Пощекотал за ухом,

в пасть карамельку сунул.

Вначале глядел он сухо,

вдруг вижу — слезинка будто  бы...

 

   «Усталый и довольный», бредет герой по ле­су, а «где-то вдали от рыданий изнемогают волки». Ирония такого рода неоднозначна. Есть тут насмешка над абстрактным морали­зированием, и в то же время стихотворение проникнуто каким-то неиссякаемым оптимиз­мом. И, в конце концов, оно попросту смешно.

   Лирический герой книги — не только чело­век острой, парадоксальной мысли. Во многих стихах герой показан в движении, действии. Студент Томского университета, он лихо тру­дится на строительстве коровника («Конец третьего семестра»); вот он, уже журналист, мчится по кузбасскому городку на велосипеде, чтобы дать поскорей в газету информацию о шахтерском рекорде. («Сыплет за пудом пуд...»). Он не удовлетворяется «данностью» мира, а жаждет переоборудовать его. Отсю­да — множество предложений в его стихах:

 

Чтоб навсегда искоренить

 корысть и зависть лютую, —

нам деньги надо заменить

 апрельскою валютою!

(«Весеннее предложение»)

 

   Поэт замахивается даже на один из фунда­ментальнейших законов мироздания — на вто­рое начало термодинамики. Он хочет победить Энтропию — рассеяние энергии в мировом про­странстве. («К вопросу о втором начале тер­модинамики»).

   Предложения, конечно, шутливые, но неволь­но думаешь: как было бы здорово, осущест­вись они!

   Владимир Ширяев умеет не только с улыб­кой говорить о серьезном, он обладает способ­ностью и находить серьезное в смешном. На­рисовав смешную фигуру тренера акробатиче­ского кружка — лысый, курносый, в больших очках, — он делает неожиданный вывод: «На Гамлета он походил» Чем же? А тем, что «учил беде смотреть в лицо, учил, чтоб мы не убегали от негодяев, подлецов». Что ж, все верно. Сходство с Гамлетом есть. Причем, сходство не внешнее, а глубоко внутреннее.

   Стихотворение «В зоопарке», где набросаны веселые портреты различных зверей, заканчи­вается так:

 

У обезьянки — на щеке слеза:

к мороженому тянется рукою,

за баки себя дергает другою, —

как будто маску хочет снять с лица.

 

   Из юмористической сценка превращается в драматическую. Прямо-таки обнаженным серд­цем ощущает поэт барьер меж нами и «наши­ми меньшими братьями».

   Он умеет расслышать, как «рыдают избитая шутка и бродячий анекдот», ему хочется уте­шить, согреть их и пустить в дом — свой стих. Довольно часто он делает это, и тогда с удив­лением обнаруживаешь, что «избитая шутка»

засверкала вдруг новыми, скрытыми досель гранями.

   Иногда он работает буквально «на отходах производства» — темах, словах, мимо которых мы чаще всего проходим. Но, оказывается, следует только повнимательней вглядеться в них, приложить к ним руку — и могут полу­читься весьма хорошие вещи. В этом убеж­даешься, читая стихотворение «Августовские объявления» — одно из ключевых в книге. Его лирический герой шагает по родному городу и читает — как нам кажется, все подряд — что написано на афишах, вывесках, объявлениях. Творческое участие автора здесь вроде бы ми­нимально. Кажется, он ограничивается бук­вальным пересказом объявлений. Но происходит что-то вроде чуда: эти непритязательные надписи на клочках бумаги начинают напол­няться новым смыслом.

 

Облеплена дверь:

«Желаем размена

квартиры — на две

 любого размера!»

 

   Если вдуматься, это же крик чьей-то души! Видимо, драма разбитой семьи стоит за этими нехитрыми словами. Автор не говорит об этом прямо, он не разжевывает нам внутреннего смысла объявлений. Совершая определенную духовную работу, мы доходим до него сами — и мы благодарны автору за это.

   Да, не только весельем дышат стихи Влади­мира Ширяева. Есть ведь в них и угрюмая вьюга в пустынном парке, и унылые осенние дожди («Вьюга в пустынном парке...», «Ну вот, не пишется с утра...»). Подобные стихи начинаются без какого-либо оттенка иронии, напротив — они сугубо серьезны и даже мрач­новаты. А затем вдруг — нате вам: «Бабки, работать без брака, есть и на вас ОТК!», «Но, очевидно, стоит жить, — раз дождь прошел, раз мимо теленок весело бежит расцветкой в карту мира!».

   Это, наверное, с каждым бывает так: за­хлестнет тебя грусть-тоска, аж себя жалко, ну и жалишься другу. Вот уже и он голову на кулак положил. А ты его вдруг хлоп по плечу: «Чего раскис? Мы еще повоюем, черт возьми!»

   Такие же резкие перепады настроения харак­терны и для любовной лирики В. Ширяева, которая занимает не такое уж малое место в книге. «Баллада о субординации» — так не­обычно, используя канцеляризм, озаглавил автор одно из стихотворений — очень смешное и очень грустное. К сожалению, и. о. — испол­няющие обязанности — бывают и в любви. И когда прибывает Сам, то им, этим и. о., возом­нившим, что их действительно любят, прихо­дится уступать место. В цикле «Холода» на читателя обрушивается целая лавина метафор: тут и метель, напоминающая «модель любви», и «листоход», и синицы, сидящие на листке бумаги, как заглавные буквы, и черемуховые лепестки, похожие на черепки разбитой люб­ви. Сталкивая лбами высокое и низкое, груст­ное и смешное, автор часто добивается того, что между этими полюсами проскакивает искра настоящей поэзии.

   Не любит он переходов, переливов, полуто­нов. Яркие, пестрые краски, неожиданные, по­рой каламбурные рифмы («она мне — анам­нез», «ногами — гаммы»" и т. п.), быстрые, часто меняющиеся ритмы    создают    впечатление праздничности, звонкости:

 

Бывали лучше времена,

но не было звончей!..

 

   Звонкость — довольно редкое качество в на­шей поэзии, которая порой грешит противопо­ложным — вялостью и серостью.

   Есть, повторяю, в поэзии Владимира Ширяе­ва что-то от цирковой игры. И в этом сравне­нии нет ничего унизительного для стихов. Ведь цирковая игра — это тебе не домино, она свя­зана с определенным риском, требует умения и отваги. Вспомним, что некогда жонглерами называли странствующих поэтов.

   Впрочем, и сам автор не скрывает, что ему близки приемы цирка:

 

Не надо кричать, очевидно,

и гневно глазами сверкать.

Теперь я глотаю обиды,

как шпаги глотает циркач.

 

   Далее происходит необычное: боли и обиды возвращаются к миру «цветным серпантином стихов». Вроде бы фокус, а если вдуматься, в этом и состоит миссия поэта.

   Сборник «Августовские объявления» — это стихотворный дневник, который велся автором на протяжении полутора десятков лет. Быстро, одна за другой мелькают пестрые картины, и вдруг обнаруживаешь, что лирический герой не так уж и юн, что он проделал немалый жизненный путь, хотя в чем-то и остался ве­рен себе. «Никогда я не умру!» — лихо воск­лицал он в стихотворении, открывающем книж­ку. В стихах, заключающих ее, тоже говорится о бессмертья:

 

Казалось, что можно поладить

со смертью, вовек не стареть.

И надо по лицам погладить,

чтоб грим надоевший стереть.

 

   Разница большая. «Лирическая дерзость» уступает место углубленным, сосредоточенным раздумьям о смысле жизни.

   Об этом же говорит и название книги. «Ав­густовские объявления» — это и реальные объявления, красочные листы бумаги, которы­ми облеплен большой город, это — и начинаю­щие желтеть листья августа, извещающие о том, что веселый летний сезон заканчивается, скоро осень.

   Август — свежая, ясная пора, пора зрелости. Автор книги вступает в эту пору.

 

*- Ширяев.    Августовские   объявления. Кемерово,  1985.